Фотовыставка Шевырногова Владимира Зиновьевича

Сразу поясню: это – сугубо личные воспоминания о моем рано ушедшем товарище, и потому в них, наверное, будет слишком много… меня. Но иначе и невозможно, ведь даже отдаленные знакомые врастают в нашу память и становятся частью нас самих, а что же говорить о человеке, с которым связано почти тридцать лет жизни?..

С Володей Шевырноговым я познакомился еще в нашем родном политехе в начале 1970-х: он учился на факультете автоматизации, я – на холодильных машинах, но общие друзья делали наше знакомство неизбежным. Впрочем, заочно я с ним познакомился еще раньше – на страницах нашей институтской многотиражки «Политехник», где впервые увидел в газетном шрифте свои юмористические стихи и миниатюры. И там же встречал неоднократно ироничные и лирические, но всегда очень поэтичные фотографии с подписью «фото Владимира Шевырногова». И возможно, что именно они заставили меня впервые ощутить некий «божественный озноб» от соприкосновения с настоящим талантом, который находится буквально где-то рядом. Надо сказать, чувство довольно редкое – в жизни я его испытывал лишь считанные разы…

…Познакомиться-то мы познакомились, а вот подружились уже в нашем стройотряде «Ветрополь», в Краснодарском крае. Мы там работали на ореховых плантациях, причем, не столько за деньги, сколько за красоту гор, за ущелья и водопады, за Черное море, загар и общение с друзьями. Вот когда я впервые понял, что такое одержимый человек, фотограф-художник из неведомого мне племени кадродобытчиков и красотоискателей. Володя охотился за кадрами и сюжетами даже когда носил по крутым склонам тяжеленные мешки с орехами. Кстати, этот его охотничий азарт я как-то испытал непосредственно на себе, когда Шевырногов усадил меня с блокнотом и ручкой в каких-то живописных развалинах и попросил сделать вдохновенный вид (что было куда труднее, чем лазить по горам).

После института вся наша ветропольская компания разбрелась-разъехалась по местам распределений. Я на пятнадцать лет скрылся за забором «оборонки», а Володя остался в стенах нашего политеха – работал в стереолаборатории. Встречались мы редко, но так сложилось, что шли по жизни «параллельными курсами». Оба прокладывали себе дороги в творчестве: он – в художественной фотографии, я – в литературе; оба прыгали с парашютом и лазили по горам – в разное время, не пересекаясь, но в каком-то эзотерическом «параллелизме».

Однако, как известно, параллельные прямые не пересекаются только в геометрии, а в гравитационных полях ведут себя уже по другим законам. Не впадая в мистику, замечу все-таки, что было в наших с Володей судьбах какое-то иррациональное притяжение, и точкой их временного, но неизбежного слияния стал июль 1996-го.

Он тогда уже работал фотографом в Омском театре драмы, но каждое лето собирал группы романтиков и отправлялся с ними в горы. Был на Тянь-Шане – в той самой песенной Бричмулле и на озере Кичкинекуль, был на Кавказе – на Имеритинских озерах. Но больше всего «запал» на Горный Алтай. Надо ли уточнять, что Володя искал в горах? Естественно, не удовлетворения спортивных амбиций, но обретения своей творческой «Шамбалы», немыслимых сюжетов и впечатлений. Для него категория перевала и высота над уровнем моря были пустяками по сравнению, скажем, с зеркалом озера под покрывалом утреннего тумана или ягодами черники на белом снегу. Выскажу даже мысль еретическую: по-моему, абсолютному большинству его художественных снимков даже не нужны названия, ведь обращение к душе человека не нуждается в этикетке…

Но я о горах. У меня к тому времени в активе был скромный поход по Баргузинскому хребту в Забайкалье да пара походов на Кавказе в районе Баксана (с переломом голеностопа в одной живописной расщелине в верховьях реки Кестанты и с реваншем через несколько лет в походе к озеру Сылтранкёль). Однако только наша встреча с Володей в июле 1996-го года дала мне возможность в полной мере убедиться в справедливости поговорки «горный туризм – лучший способ перезимовать лето».

Он тогда собирал группу для похода по Горному Алтаю, а тут подвернулся я. В связи с этим позволю себе небольшую самоцитату из своей книги «Остров Жаннетты»; там в цикле рассказов «Самородки под ногами» (кстати, благодарен «Омской музе»: в 1997-м году именно в этом журнале были напечатаны первые рассказы из этого цикла), – так вот, в «Самородках…» Володя выведен под псевдонимом «Детонатор», что вполне соответствует его роли в той нашей встрече: «Детонатор – мой друг еще по студенческим стройотрядам. Фотохудожник от Бога, горный фанатик и детонатор моей мирной равнинной жизни. Для защиты от мировой пошлости носит маску иронии – не помогает…».

«Самородки под ногами» были связаны единой нитью – вольными зарисовками наших переходов, стоянок и ночевок в походе по Катунскому хребту…

«Почему-то в долине Мультинских озер грибы представлены только красными сыроежками, но, читатель, не верь Детонатору, который утверждает, что будто при чистке этих сыроежек я украдкой соскребывал с их красных шляпок белые пупырышки. Это злостная клевета, и ее автор, между прочим, уже уплел одну миску с моими грибами и мягко подбирается к добавке…».

Только вот книга вышла в 2004-м, так что Володя и Детонатор так и не встретились…

Нас было семь парней и две девушки, и товарищи мои были на редкость отличными ребятами. Но именно Шевырногов подарил мне это 110-километровое «кольцо» через Мультинские и Осиновские озера, а также три перевала, ночевку на леднике, переход по перилам над трещинами и такую красоту, что… проще еще раз процитировать «Самородки…»: «Когда через девяносто восемь лет я неожиданно умру, то напоследок, седой, трясущийся и дряхлый, все равно ностальгически скрипну зубными протезами, вспомнив, как однажды пребывал одновременно в трех слоях фантастической реальности: нижний слой – костер, гитара, голоса и лица; поднимешь глаза – темные ели и кедры, черный хребет и ночь вокруг поляны; взгляд вверх – ни голосов, ни костра, ни елок, а звездное крошево, Вселенная над тобой и внутри тебя…».

Тот поход по Катунскому хребту стал для меня одним из самых ярких впечатлений в жизни, но без Володи Шевырногова я, конечно, ничего бы этого не увидел. Мало того, охотясь за кадрами, он, сам того не подозревая, открывал мне глаза не на очевидную красоту снеговых вершин, но на очарование испуганной пищухи в камнях, застенчивой сыроежки под мокрыми листьями, утреннего тумана над озером…

Впрочем, красота красотой, но не могу не добавить, что и на каменой «тропе», и на переходах в связке между трещинами во льду, и в ночевке на леднике – впятером в палатке два на два, и при подъемах по вертикальным трещинам – в общем, в любой экстремальной или просто нудно-тяжелой ситуации Володя был неутомим, спокоен и ироничен, будто гулял по Любинскому проспекту.

Ну а когда мы вернулись «в суету городов и потока машин», жизнь опять нас раскидала, лишь изредка одаривая встречами, в том числе и на фотовыставках. Володя еще раз сходил в поход по Кавказу – на Имеритинские озера – и привез оттуда потрясающие снимки. Меня же засосала журналистика, потом судьба подарила переход от Кубы до Омска на яхте «Сибирь», но даже это фантастическое путешествие не заслонило нашего «трансцендентального» похода по Алтаю. Это были просто несравнимые события.

А потом его не стало… Не буду рассуждать о том, насколько это несправедливо – как говорится, неисповедимы пути Господни. И вообще расставание всех со всеми, увы, неизбежно, «но всё же, всё же, всё же…».

Моя память о Володе – это моя память, но я очень благодарен людям, которые берегут память всего города о нем. Я благодарен его друзьям из творческого объединения «Улица Фотографов» – они к 50-летию Володи в 2003-м году посвятили ему фотовыставку с символическим названием «Продолжение следует...», а потом и вовсе сделали ее ежегодной. Я благодарен его старшему брату, известному омскому кинооператору Сергею Шевырногову, который бережно сохранил Володины фотографии и передал их в собрание Городского музея «Искусство Омска». Я очень признателен и самому этому музею, как и Музею Кондратия Белова за подаренную нам в сентябре 2012-го года замечательную выставку Владимира Шевырногова «Прикосновение». Это было действительно незабываемое прикосновение к его творчеству, к тем удивительным граням его мастерства, о которых я раньше и понятия не имел…

Это было и прикосновение к юности, ведь на той выставке, на фотографии 1976-го, я увидел плантацию в горах, где мы работали в стройотряде. И вот уже 36 лет на том фото неторопливо катит наша совхозная телега, влекомая меланхоличной лошадью, а горный проселок, уходящий за бугор, сулит новые сюжеты и наводит на мысль о том, что жизнь бесконечна и «продолжение следует»…

Алексей Декельбаум, писатель

Выпускник ОмПИ ФХМ-1976г.