Андрей Костюков: «Я не понимаю, для чего некоторые заявляют, что у них в изделиях 70-80% – российские комплектующие. Это невозможно в принципе»

НПЦ «Динамика» был создан 25 лет назад небольшой группой единомышленников, инженеров-энтузиастов, а сегодня это эффективное наукоемкое предприятие, разрабатывающее системы мониторинга и автоматической технической диагностики для лидеров нефтегазовой, металлургической и химической отраслей, а также для многих других предприятий России и мира. Системы КОМПАКС®, созданные инженерами НПЦ «Динамика», уже два с половиной десятилетия экономят производственникам сотни миллиардов рублей. В рамках совместного проекта «Коммерческих вестей» и министерства промышленности, транспорта и инновационных технологий Омской области обозреватель Николай ГОРНОВ встретился с гендиректором НПЦ «Динамика» Андреем КОСТЮКОВЫМ и расспросил его о секретах успеха. 

– Андрей Владимирович, вы работаете в НПЦ «Динамика» столько же, сколько существует само предприятие. Как вам вспоминается начало? Основателем компании был же ваш отец?  

– Да, основал компанию мой отец – КОСТЮКОВ Владимир Николаевич. У нас не было ни административного, ни финансового, ни хозяйственного ресурса, все активы компании – это исключительно интеллектуальный потенциал людей, начинавших бизнес вместе с отцом. Все они работали в отраслевом научно-исследовательском институте, таких до перестройки было много в Омске. И в этот институт в 1989 году обратилось руководство объединения «Омскнефтеоргсинтез» с просьбой решить проблемы с надежностью оборудования. Отец возглавлял сектор, который занимался разработкой систем виброакустической диагностики топливных насосов авиационных двигателей, и руководство института поручило эту тему ему. Он выполнил поставленную задачу очень хорошо, и нефтезавод предложил институту дальнейшую работу. Но в то время институт чувствовал себя уже совсем неважно и захотел разом решить все свои проблемы, в результате договориться они не смогли, а отец к тому времени решил для нефтезавода еще одну задачу, и руководство завода предложило зарегистрировать малое предприятие, чтобы работать с ним напрямую.  

 – Институт отказался войти в состав учредителей, завод тоже отказался... 

– Буквально пять человек. Нам выделили комнату на территории ремонтно-механического цеха Омского НПЗ и дали аванс на проведение научно-исследовательской работы. В отличие от сегодняшних времен, когда научные исследования никто не хочет финансировать, в то время понимание было. Нефтезавод финансировал не только нас, на него работало порядка десяти малых предприятий, занимавшихся исследованиями в различных отраслях знаний. За это нужно сказать «спасибо», конечно, ЛИЦКЕВИЧУ Ивану Дмитриевичу. Он всегда все пытался делать на самом высоком уровне и никогда не боялся рисковать. 

– ЛИЦКЕВИЧ лично одобрил разработки НПЦ «Динамика»?  

– Да, мы в 1992 году демонстрировали ему образцы своих систем. Надо сказать, что наша система уже в то время обладала рядом уникальных свойств. Кроме того что экономический эффект от ее внедрения превышал в десятки раз затраты, уже тогда она докладывала о техническом состоянии оборудования человеческим голосом. Ответственный руководитель мог, допустим, позвонить по телефону и получить полный отчет. Помню, как ЛИЦКЕВИЧ во время демонстрации выслушал такой отчет, положил трубку, и нам дал команду «срочно внедрять», а обращаясь к своим подчиненным, «помогать». Это был фактически «зеленый свет», и мы почти сразу выросли до 50 человек. После кризиса 1998 года мы тоже бурно росли и к началу 2000-х подошли с численностью в пределах 100 человек. В то время порядка 60–70% российских предприятий нефтепереработки и нефтехимии были нашими заказчиками.  

– В прошлом году выручка у нас упала довольно серьезно, а пик был в 2014 году – порядка 700 млн рублей. Количество работающих – 168 человек. Но в данном случае важна не численность, я считаю, а состав. У нас не просто 168 работников. Подавляющее большинство – это ученые и инженеры очень высокой квалификации. У нас три доктора наук, семь кандидатов наук, и мы все работаем в одном направлении, развиваем русскую школу мониторинга. 

– В 1994 году некоторые НПЗ, по примеру омского, стали пробовать создавать малые предприятия для работы над системами мониторинга. Для этого они тоже пошли в свои научные учреждения, и если мы вышли из авиационной промышленности, то в Санкт-Петербурге была сильная команда родом из флота, они в советском еще НИИ занимались виброакустической диагностикой двигателей морских судов. Еще была команда в Перми. Однако большая часть НПЗ достаточно быстро пришла к выводу, что проще купить уже готовый продукт, работающий, испытанный и рекомендованный, чем пытаться создавать собственный с непредсказуемым результатом. Главное отличие нашей системы от тех, которые делает остальной мир, – способность в автоматическом режиме проанализировать всю поступающую к ней информацию и выдать рекомендации, что именно нужно сделать, чтобы предотвратить конкретную неисправность. Это не значит, что техника прекратила выходить из строя. Но процесс деградации становится наблюдаемым: система спрогнозирует, когда это случится, и расскажет об этом. Если красная отметка близка, значит, пора проводить регламентные работы. Какие именно – система подскажет. А потом оценит, качественно ли были выполнены работы или их необходимо переделать. Полный контроль технического состояния позволяет исключить лишние проверки оборудования, сэкономить все виды ресурсов, сократить простой технологических установок, сократить затраты на персонал, и вот такого комплексного эффекта до сих пор не может добиться никто. Здесь мы не просто впереди, мы продолжаем совершенствовать свой продукт, продолжаем исследования в области технической диагностики. 

– Крупные компании, признанные во всем мире лидеры в области технической диагностики и мониторинга, до начала 2000-х вообще говорили, что ничего такого быть не может, поскольку у них не было таких систем, которые можно не просто использовать в лабораторных условия, а применять на производстве. По известному принципу: если этого нет в США, то нет нигде. Собственно, в том и заслуга моего отца и нашего коллектива, что мы смогли создать принципиально новый класс систем. А потом за нами, конечно, стали следить внимательно. Потому что, условно говоря, куда бы ни приходили наши американские и европейские коллеги, они всюду встречал нас. И к концу нулевых крупные мировые игроки стали пытаться заходить на этот рынок. 

– Крайне сложно. Тем не менее мы и с этой задачей, я считаю, справились. И по инновациям мы лидируем. 

– Разработкой комплектующих мы занимались всегда сами. А для серийного изготовления того или иного элемента привлекали профильные организации. В середине 90-х у нас были очень хорошие отношения с заводом имени Козицкого, на его второй территории, которая в Амурском поселке, мы даже арендовали помещение для своего производственного блока. У нас изначально была установка, что мы являемся разработчиками, научно-производственным центром, у нас только экспериментальное производство, и заводом мы быть не должны.  

– Со многими предприятиями по всей стране. Заказы на печатные платы, например, размещаем в Новосибирске, а их монтаж в омском ООО «Предприятие «Квадрат». Нам не важно, где находится поставщик, нас интересует в первую очередь качество и надежность его продукции и услуг. Если наши системы отвечают за надежность оборудования, то сами они должны быть сверхнадежными. 

– Так весь мир работает. Разделение труда – оно неизбежно. Другое дело, что для разделения труда должен быть соответствующий рынок.  

– По сути, мы постоянно адаптируем свою систему к разным конкретным видам машин и механизмов. В 1995 году мы стали работать с железной дорогой, потом пошли в металлургию, энергетику. В 2005 году подписали первый международный контракт. В конце 90-х стали заниматься не только динамическим оборудованием, но и статическими объектами – колоннами, аппаратами, резервуарами различными, где важно отслеживать процессы трещинообразования в металле. Опять же застрельщиком был Омский НПЗ. Завод поставил нам задачу, мы ее решили. 

– Последние лет 20 все научные исследования мы финансируем самостоятельно. Из собственной прибыли. Только в прошлом году получили грант от государства. К сожалению, уровень компентенций управленческого звена в нашей стране сильно упал и с наукой стало принято разговаривать с позиции силы: вы нам дайте конечный продукт, а разработки и исследования нас не интересуют. И мы, конечно, идем на определенный риск, когда гарантируем в договоре, что произведем продукт, которого на момент подписания договора еще не существует. 

– Но вы же принимаете решение с учетом своих возможностей? 

– Конечно. И возможностей, и квалификации, и таланта наших людей. Русские люди – они вообще самые талантливые, на мой взгляд. 

– Мы создали новую программно-аппаратную платформу для систем мониторинга и технической диагностики. В этой платформе аппаратная и программная части максимально интегрированы друг с другом, что позволяет нам на несколько порядков увеличить скорость обработки массивов данных. Это в прошлом веке не хватало данных для анализа, а сегодня другая проблема – их слишком много. И из этих массивов уже сложно вычленить нужные, которые несут в себе полезную информацию. А наша новая платформа построена таким образом, что она может очень быстро извлекать информацию из огромного массива данных.  

– Разумеется, они получат экономический эффект, поскольку наши системы востребованы только в той среде, где требуется эффективность, но эффективность – это лишь часть от большого спектра возможностей по контролю технического состояния оборудования. И с каждым новым поколением наших систем этих возможностей становится все больше. Новая платформа – она уже с элементами искусственного интеллекта, вследствие чего открываются практически безграничные возможности по исследованию объектов, а не только по диагностике их технического состояния в режиме реального времени. Вот представьте, как если бы у вас был дома термометр, который не просто зафиксировал бы повышенную температуру тела, а еще и сообщил, что у вас болят гланды, и даже посоветовал лекарство, которое продается в соседней аптеке и лежит на третьей полке. 

– Седьмое за 25 лет. В среднем смена поколений происходила каждые 3,5 года. 

– Самых первых систем уже нет, конечно, но некоторые из первых до сих пор работают. Вообще в технической документации срок службы мы устанавливаем 10 лет. Теоретически, после этого срока систему нужно менять. Но поскольку мы заложили избыточную надежность, а некоторые наши заказчики не привыкли менять оборудование, если оно не вышло из строя, мы имеем примеры систем, отработавших более 20 лет. 

– Абсолютно нормально. Помнится, когда я впервые оказался за границей, меня сильно удивила касса в одном из магазинчиков с каким-то допотопным черно-белым монитором, и я не выдержал и поинтересовался у хозяина, почему он не поставит себе современный цветной монитор. Он удивился и спросил в ответ: а зачем, если и этот хорошо работает? 

– Электронику отечественную мы потеряли почти всю, и я не вижу смысла даже рассуждать сегодня об импортозамещении в этой части. Я не понимаю, для чего некоторые мои коллеги заявляют, что у них в изделиях 70-80% – российские комплектующие. Это невозможно в принципе. Я как-то попытался выяснить, что они имеют в виду, когда говорят об успехах в импортозамещении. Выяснил, что имеется в виду вес приборов. Если 70% веса изделия приходится на корпус, тогда да, корпус можно сделать в России, после чего с чистой совестью хвастаться успехами. 

– Мы не можем просто взять и перевезти в Москву офис. Наша работа зависит не от офиса, а от научно-исследовательской базы и людей. А перевезти в Москву полторы сотни человек – это слишком амбициозная задача. Это во-первых. Во-вторых, до недавнего времени нам было вполне комфортно работать в Омске. Единственная проблема, которая в Омске давно и практически не решается никак, – это транспортная инфраструктура. У нас из города, к сожалению, можно улететь только в Москву. И если нам необходимо попасть в Иркутск, мы вынуждены лететь сначала три часа в Москву, потом шесть с половиной часов в Иркутск, а в промежутке сидеть в аэропорту. В общей сложности дорога занимает сутки. А на поезде – двое суток. Выбор невелик, как говорится. 

– Конечно. В Омске было много квалифицированных инженеров. И подготовка студентов даже в 90-х годах была вполне приличной. К сожалению, этот плюс нивелировался после перехода российских вузов на двухуровневую болонскую систему.  

– В 1997 году мы стали одним из учредителей негосударственного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Институт радиоэлектроники, сервиса и диагностики», который был организован на базе радиотехнического факультета Омского государственного технического университета. Сегодня вуз ведет подготовку по таким направлениям, как «Радиотехника», «Приборостроение» и «Радиоэлектронные системы и комплексы» и готовит квалифицированных специалистов. В том числе для нашего предприятия. Кроме того, мы активно сотрудничаем с ОмГТУ и ОмГУПС, наши ведущие сотрудники читают там лекции и ведут практические занятия. 

– Какая на вашем предприятии средняя зарплата?  

– В прошлом году превысила 68 тысяч рублей. Потому что есть Москва и Санкт-Петербург, и мы вынуждены равняться на столичный уровень зарплат. 

– Мировой рынок – это наша глобальная задача. Понятно, что никто нас там не ждет, наши технологии для мирового рынка до сих пор новые, аналогичных систем нет, поэтому нам придется очень постараться, чтобы доказать свою нужность. В международных научно-технических конференциях мы участвуем с середины 90-х, научная общественность нас знает давно, нас не знали до определенного времени заказчики. А для того чтобы они нас узнали хорошо, нужно вести большую пропагандистскую работу. Сил у нас не очень много, прямо скажем, поэтому будем концентрировать свою активность на главных направлениях.

Источник: KVnews.ru

Автор: Ирина Зыбина
Опубликовано: ЦТКиВТ ОмГТУ